похороните меня за плинтусом.
чтобы без адреса и почтового индекса.
чтобы найти нельзя даже по радио.

Я уже не помню нормальной жизни. Когда она была, что происходило – не помню. Ну, так, отрывками во снах бывает, что-то мелькает, от чего я тут же подскакиваю на кровати и еще долго прихожу в себя. Потом смотрю на время – давно заметил, что практически всегда просыпаюсь в одно и то же время, больше уже не могу заснуть. Откидываюсь на подушки, лежу с закрытыми глазами, потом встаю с кровати, подхожу босиком к окну, распахиваю его и курю. Последнее время я часто курю. В моей комнате уже все пропахло сигаретным дымом, даже потолок. Меня часто мучает вопрос, почему я так мало помню из того, что было раньше. Нечеткие картинки из прошлого посещают меня внезапно и так же исчезают уже через несколько мгновений. Кто знает, может и со мной что-то не то. Я помню брата. Когда стою около зеркала в ванной, я вижу его, вижу его глаза, то, как он смотрит на меня в последний раз прежде чем нас разделяют. Это было давно, но каждый раз, когда я вспоминаю, я переживаю это так, будто все происходило вчера. Ты говорил, что никогда меня не оставишь, что мы всегда будем рядом, но теперь я лишь знаю, где ты находишься и примерно представляю, что с тобой делают. Ненавижу тебя за то, что ты меня не слушал, хоть и первый тогда дал попробовать эти чертовы наркотики. Я ненавижу тебя и жутко скучаю, вернись ко мне, мне так одиноко по ночам.
Закрываю глаза и вижу тебя. Периодически я общаюсь с твоим образом в своей голове, рассказываю о том, что со мной происходит в последнее время. Собственно говоря, что со мной может такого необычного произойти, когда я перестал жить с того самого момента, как тебя рядом со мной не стало? Простая закономерность – нет тебя, нет и меня. Мне ведь даже не дают с тобой увидеться, хотя, даже если бы и дали, вряд ли я бы ответил, что готов. Я не знаю, какой ты сейчас, что у тебя в голове и самое главное, похож ли ты на того человека, которого я знал всю свою жизнь. Мне страшно, мне чертовски страшно даже думать о том, что я могу тебя потерять тебя навсегда. Поэтому мне проще говорить, что я не хочу тебя видеть, чтобы не забыть тот образ, который сохранился еще в моей памяти. Я уже стал забывать твои руки. Те пальцы, которые касались моей кожи, от прикосновений которых у меня каждый раз ток по телу проходил. Я не помню твой запах. Кажется, он был куда приятнее, чем мой… прокуренный и холодный. И я не помню твоей улыбки. Как бы сильно я не старался, я не мог ее вспомнить. Зачем ты так со мной? Зачем ты так с нами поступил? «Забудь ты уже, Том, это безнадежно», говорили они мне, «начни ты уже новую жизнь, хватит цепляться за прошлое», повторяли они мне вновь и вновь. В чем-то они правы. Я не мог всю свою оставшуюся жизнь цепляться за что-то, что с каждым месяцем становилось для меня вымыслом. Сном. Сказкой. Я живу вымыслом уже несколько лет, не знаю точно, сколько, сбился уже со счета. Я вообще не смотрю за временем. Кому оно нужно? Кому вообще есть какое дело до кого-то или чего-то, кроме себя самого?
Я ненавижу этот мир. Ненавижу людей, что разделили нас с тобой. Ничтожные. Мерзкие. Я слышу их голоса в своих кошмарах и снова пытаюсь добраться до тебя. В каждом своем сне мы снова вместе. Возвращаемся к тому, что было много лет назад. Сколько должно пройти времени, чтобы они наконец-то поняли, как я к ним по-настоящему отношусь. Вечность? Что в их понятии вечность? Уж наверняка не то же самое, что в моем. За эти годы во мне не осталось уже ничего от того прежнего Тома, которого раньше знал  и ты, и все наши друзья и родственники. Закрылся ото всех с того самого момента, как тебя не стало рядом со мной. Сколько раз уже в моей комнате чинили дверь, которая после очередного моего «срыва» слетала с петель? Уже сбился со счету. Все ходит по кругу, как заведённая стрелка часов обходит свой круг снова и снова, и снова. Так и я тоже. В моей жизни уже давно не было ничего нового. Или я просто категорически не хотел ничего замечать. Остановите все это кто-нибудь, я так больше не могу. На мои вопросы уже давно перестали отвечать положительно. Раньше хоть говорили, что все будет хорошо, нужно только подождать. Теперь, когда я подходил к матери и спрашивал, за что она так, она смотрела на меня пустыми глазами и отвечала, что так было нужно, потому что Билл другой. Не верю. Меня бесят эти фразы о том, что кто-то может быть другим. Он такой же как и все, просто немного сбившийся с пути. Разница в том, что свернув с дороги, ему не дают взойти на нее обратно. Засунули в это гнилое место и медленно убивают. Разъедают изнутри и, кажется, по ночам, когда никого нет рядом, я чувствую его боль. Чувствую каждой клеточкой тела, что с ним делают и как медленно он покидает свой настоящий облик. Клянусь, я вывернул бы каждого наизнанку и скормил внутренности диким животным всех, кто хоть пальцем бы решил тронуть моего брата. Я бы так и сделал, не находись я настолько далеко от самого дорогого, что у меня когда-либо было. Поэтому мне лишь остается выплескивать всю свою энергию на стены. Бить их кулаками, кричать, разбивать костяшки до такой степени, чтобы на белоснежных обоях оставались следы от крови. Их крови. Это их кровь. Признаюсь честно, я какое-то время даже вынашивал в себе идею выкрасть тебя из лап этих «убийц».
На мои внезапные всплески энергии уже давно перестали обращать внимания. Это раньше на малейший стук сбегались все мои родные, мать падала на колени рядом со мной, прижимала к груди и молча ждала, пока глухие рыдания наконец-то прекратятся. Я не мог успокоиться. Не мог нормально спать, есть, говорить, даже выходить на улицу. Мне везде казалось, что ты стоишь рядом. И снова я прошу родных, чтобы они вернули брата. Мне так не хватает тебя, мой дорогой, ты просто не представляешь, насколько мне плохо.
* * *
- Мам, доброе утро, - прошел уже год с того самого момента, как тебя увезли и больше я тебя не видел. Я говорил о том, что не смогу прийти в норму, но вот уже несколько месяцев как я стараюсь себя контролировать, стараюсь начать новую жизнь, в которой уже нет тебя. Кажется, у меня это получается. Или мне только кажется? Поцеловать мать в щеку, я сажусь на свое место и в ожидании своего завтрака начинаю озираться по сторонам. На мгновение взгляд падает на стул, что стоит рядом с моим. Я помню, что это всегда было твое место. Только твое. Больше никто не мог сидеть на нем. Теперь тут только я. Улыбка моментально исчезает с лица. Протянув руку, я провожу по спинке стула ладонью и закрываю глаза…. Конечно же, мать все это видит, поэтому быстро ставит передо мной тарелку и добавляет фразу: «твой завтрак готов». Я резко распахиваю глаза, благодарю ее кивком и начинаю есть. Проходит немного времени, прежде чем сев рядом со мной, она протягивает ко мне свою руку (за это время я успеваю заметить, насколько же ее руки сильно успели состариться).
- Я люблю тебя, - говорит она тихо и сжимает мои пальцы. Я знаю, зачем она устроила весь этот театр. Знаю, зачем она вдруг решила вспомнить о том, что к своему старшему сыну у нее может быть еще материнская любовь. – Я тоже, мам. Спасибо. – Отодвинув тарелку, я выхожу из-за стола, аккуратно задвинув за собой стул. Мы уже давно стараемся особо не разговаривать друг с другом. Хотя бы только потому, что больше не о чем. Не осталось общих тем для разговора. Еще я заметил, что вот уже несколько лет в нашем доме все стало очень тихо. Никто не старается особо шуметь, чуть ли не на цыпочках ходят, как будто кто-то умер прям, ей богу. Хотя… так оно и есть, пусть и в переносном смысле. Я быстро поднимаюсь к себе наверх, стараясь не оглядываться назад, чтобы не видеть, как в очередной раз мать закрывает лицо руками и ее тело начинает содрогаться от беззвучных рыданий. Проходя по коридору, я останавливаюсь. Ты знаешь, твою комнату так никто и не занял, с тех пор как… ну ты сам понял, с каких пор. В нее даже никто не заходил, только занавесили окно темными шторами, да плотно закрыли дверь, чтобы даже малейший свет не мог просочиться в это место. Наши комнаты всегда находились рядом, я даже помню, как мы с тобой по ночам перестукивались через стену, если подолгу не могли заснуть, а потом ты приходил ко мне и забирался под одеяло. Так было всегда. Но только не теперь. Прошел уже год, я почти выбросил все из головы, но именно сейчас, стоя перед этой самой дверью, что-то подталкивает меня, все равно, что зовет войти. Глубоко вдохнув, я поворачиваю ручку двери и резко открываю ее. Тут по-прежнему тихо. И темно. Ничего не изменилось с того момента, как тебя от меня забрали. Даже постель осталась не заправленной, никто просто не решился до сих пор этого сделать. Обвожу взглядом каждую полку, рассматриваю стеллаж с пыльными дисками. Все осталось на своих местах. Даже плеер, который ты как обычно оставил у себя на столе. Меня все это раздражает. Резко смахиваю все одной рукой со стола, сворачиваю стеллаж с дисками, подхожу к шкафу и начинаю выбрасывать из нее всю одежду на пол. Меня уже всего трясет, от слез, наполнившими глаза, я почти ничего не вижу. Как вообще можно видеть что-то в такой темноте. Эти шторы… кто их додумался здесь повесить? С силой дернув их, они падают на пол, пропуская в комнату солнечный свет…
Обернувшись, натыкаюсь на свое отражение в зеркале до пола. Внимательно всматриваюсь в черты лица и… Кажется, у меня начинают трястись руки, когда я понимаю, что все, к чему я долго шел, как сильно бы не хотел тебя забыть… у меня ничего не получилось. Весь год я обманывал себя. Я не помню тебя, но сейчас, смотря в свое отражение, я начинаю вспоминать. Именно здесь, перед сном я целовал тебя и желал спокойной ночи, на этом самом месте, я обнял тебя и сказал, что больше никогда мы с тобой не расстанемся. Эта комната пропитана ложью. Я больше так не могу.  Из тишины меня выводит звонок телефона, который начинает вибрировать у меня в кармане.
- Том? Это доктор Кендал.- все. На этих словах я замираю, все так же продолжая смотреть в свое отражение. Она начинает говорить мне о том, что брат вспомнил меня и теперь зовет. Говорит что-то еще, но я ее не слушаю, мое внимание направлено на совершенно другие звуки, от которых сердце сжимается и перехватывает горло. Мне тяжело дышать. Меня снова спрашивают, смогу ли я приехать, а я молчу, не в состоянии что-либо сказать. Найдя в себе силы, я коротко отвечаю, что приеду и кладу трубку. Снова осматриваю комнату глазами и понимаю, что неспроста сегодня решился наконец-то открыть дверь и впустить солнце. Возможно, все еще можно что-то изменить. Забрать его и снова называть своим братом. Его простят. Я точно знаю, что можно все вернуть, я чувствую это.
* * *
- Я скоро буду, - накинув на себя куртку, я беру со стола ключи и запихиваю в карман пачку сигарет. Матери не обязательно знать, куда я собрался. Пусть думает, что гулять пойду. На самом деле я разворачиваюсь и направляюсь в совершенно другую сторону и чем ближе оказываюсь к месту из моих кошмаров, тем сильнее начинает биться у меня сердце. Выкуриваю одну, вторую, третью сигарету подряд, пытаясь унять дрожь в руках, но пока безнадежно. Поворот, поворот, теперь прямо до дороги и снова поворот… Я останавливаюсь у самых ворот и выкидываю окурок в кусты. Кажется, на меня со всех сторон смотрят. Или мне снова только кажется. В любом случае, я делаю вывод, что назад дороги нет, и делаю шаг.
- Ведите меня к нему – я уже полчаса точно провел в этом месте. Как сказала доктор Кендал, та рыжая врачиха, что лечит моего брата, а точнее только калечит (я вижу это по ее мерзкому смазливому личику, пройтись бы по нему катком), меня надо подготовить. Подготовить к чему, я давно уже готов к самому худшему. Я итак пережил самое ужасное, что могло только произойти в моей жизни. Она пожимает плечами и указывает на врача, который должен меня проводить. Молча следую за ним и стараюсь не слушать, как он идет и смеется над пациентами, периодически упоминая в предложениях моего брата. Засунув руки в карманы, я отвожу взгляд от его кривой спины. Еще немного и я огрею ему первым попавшимся под руку предметом, если он не заткнется. Но он останавливается у одной из дверей и я вместе с ним. Неужели мы пришли или он решил устроить привал? Нет, мы точно дошли, я чувствую это. Внимательно слежу за тем, как он вставляет ключ, медленно его поворачивает. Мне кажется, или время остановилось? Со словами «входи уже», этот мужик подталкивает меня ко входу, а сам становится рядом. Я не успеваю даже все толком разглядеть, как ко мне на шею кидаются и крепко начинают обнимать. Мне и разглядывать не нужно, чтобы понять, кто это был.
- Я пришел. Я с тобой, - повторяю я снова и снова, прижимая брата к себе настолько сильно, насколько это вообще возможно. Он пахнет по-другому, выглядит совершенно не так, каким я его запомнил, но это все еще мой брат. В глубине этого человека все еще сидит мой родной, мой любимый брат. – Я никогда больше не уйду. Я обещаю.
Снова эти обещания. Но на этот раз я сдержу свое слово. Реакция Билла, конечно, немного странная, то, как он меня прижимает к себе, как смотрит на врача, который еле сдерживает смех… или злость, поэтому обернувшись, прошу, чтобы нас оставили наедине хотя бы на некоторое время. «Мне вообще без разницы» говорит санитар и закрывает за мной дверь. Мне этого только и нужно было. Снова разворачиваюсь к Биллу и, обхватив ладонями его лицо, начинаю целовать. Целую его нос, щеки, веки, целую в подбородок, губы – я так скучал, кто бы мог подумать. Потом вновь прижимаю к себе и только тогда добавляю. – Мне тебя не хватало.

да, помню, что человеку нужен человек,
иначе он просто невозможен.
ведь даже целая жизнь
может оставаться ложью,
если за этим чёртовым плинтусом
не будет кого-то, ещё одного,
самого близкого...